1941-1945: старец Александр не пустил мать к сыну-инвалиду, чтобы не травмировать ее психику

Студент рязанского педагогического института Арсений Благонравов.

Тема русской молитвы в годы войны – отдельный пласт, который еще только предстоит поднять историкам и теологам. К сорок первому году в Рязани осталась действующей одна церковь иконы «Всех скорбящих радость» на одноименном погосте. Служил в храме отец Борис (Скворцов), который в то лихое время был едва ли не единственным священником в Рязани. Он пешком ходил из конца в конец города, причащал, соборовал, отпевал, часто отказываясь принимать деньги за свой труд. Удивительно, но его духовный подвиг признала даже советская власть, наградив медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».

НЕ НУЖНО ТЕБЕ В ЛЕНИНГРАД

Надеждой и утешеньем многих рязанцев в те страшные годы стал также и блаженный старец Александр Николаевич Белкин, посвятивший себя служению Господу, подвигу юродства и нескончаемой молитве. В свое время схимонахиня Серафима (Масалитинова) опубликовала в журнале «Русский паломник» большую работу, посвященную описанию жизненного пути и прозорливости старца Александра. Есть в этом уникальном труде несколько абзацев, касающихся жизни и чаяний горожан в годы Великой Отечественной. К примеру, рассказана история женщины, чей побывавший в немецком плену супруг был осужден советской властью на 25 лет. Героиня этой истории спрашивала у старца Александра разрешения выйти повторно замуж. Одобрения она не получила и очень расстроилась. Замужество не сладилось… А через семь лет неожиданно из заключения вернулся законный муж, и семья восстановилась.

Еще одна история повествует о том, как старец отсоветовал другой женщине уезжать в середине июня 1941 года в Ленинград…

К тому, кто мог заглянуть за занавес времен, рязанцы приходили не только за советом и помощью, но и с тем, чтобы узнать фронтовую судьбу своих родных и близких, давно не дававших о себе знать. Конечно, он не мог избавить людей от горя, не мог вернуть погибших… Но он беспрестанно молился о спасении их душ, молился об утешении боли и скорби тех, на чью долю выпала горькая утрата.

ГОРЕТЬ В ГЕЕННЕ ОГНЕННОЙ

Недавно документальный фильм о Валааме заставил вспомнить одну весеннюю встречу. Не секрет, что остров на Ладоге в послевоенные годы стал интернатом для инвалидов Великой Отечественной, где доживали свои последние дни те, кто «портил вид счастливых советских городов».

Валаам, старец Белкин, Рязань – события, разделенные временем и многими километрами, связались в единый клубок.

– Наша семейная фамилия Благонравовы, – рассказывает Нина Асаиновна Родионова (в девичестве Бзарова, 1941 г.р.). – Мы жили на площади Свободы, недалеко от церкви Воскресения Сгонного (ныне не существует – Ред.). Я прекрасно помню Александра Белкина: лохматый, с бородой, нечесаный. Ходил в валенках и летом, и зимой. Стучал нам в калитку, да и не только нам – многим, и кричал: «Гореть все будете в геенне огненной». Говорили, что он юродивый. Кто-то его боялся, кто-то – преклонялся. Ну а мы, Господи, маленькие были – дразнили его.

Родной брат бабушки Нины Асаиновны Дмитрий Васильевич Благонравов преподавал в Рязанском педагогическом институте латынь и древнегреческий. Его единственный сын – Арсений – пропал на войне.

Последнее совместное фото (1940 год). Сын Арсений, отец Дмитрий и мать Валентина.

– Уже отгремели салюты Победы, а о сыне никаких вестей – ни жив, ни мертв. Вот женщины и позвали в дом Александра Белкина, чтобы узнать об Арсении – вернется он или нет, молиться о нем за упокой или о здравии. Старец сказал, что Арсений жив, но искать его не нужно. Мать (Валентина Гавриловна), конечно, рвалась: «Я поеду, я найду». Но старец был непреклонен: «Не нужно».

Уже потом через десятые руки семье удалось узнать страшные подробности.

– Кто-то приходил в шинели, – продолжает историю Нина Родионова, – сказал, что Арсений – человек-самовар на Валааме… Без рук, без ног в люльке… Вроде недолго он после войны так прожил. Говорили еще что-то про штрафбат, но точно утверждать не буду. Вот такая история в нашей семье со старцем связана. Мы, кстати, когда к родственникам на Скорбященское кладбище отправляемся, всегда на могилку к нему тоже заходим. А похоронен он, если вы не знаете, прямо возле самой церкви.

АЛЬБОМ ОТ НЕЗНАКОМКИ

После публикации материала о Благонравове и Валааме на страницах газеты в редакцию позвонила Светлана Передреева. Ее почти мистическая история произвела на нас сильное впечатление. Буквально на следующий день вместе с одним из родственников Благонравовых – Александром Анитовым – мы отправились в гости к читательнице.

– Это было лет двадцать назад – муж еще был жив, – поделилась с нами Светлана Юрьевна. – Он работал на телефонной станции и часто помогал соседям с решением каких-то мелких телефонных проблем. Однажды принес в дом старый альбом со стихами. Сказал, что реликвию отдала ему престарелая женщина, предчувствовавшая свою скорую смерть. Увы, я не знаю, как ее звали, не знаю, где конкретно она жила. Спустя несколько месяцев муж сказал, что она действительно скончалась. Шло время, уже и супруг мой оставил этот мир, а я все хранила старый альбом. Там подписано, что стихи, собранные на его страницах, написал некто Арсений Благонравов, была и фотокарточка автора. Я ничего не знала об этом юноше, пока не прочитала в «Комсомольской правде»: человек-самовар… Вот сижу и плачу уже который день.

Альбом со стихами Арсения.

Светлана Юрьевна передала альбом потомкам Благонравовых и поблагодарила «Комсомольскую правду» за материал.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ В ПИСЬМАХ

Кроме того, оказалось семья Анитовых хранит десятки писем Арсения Благонравова, написанных с фронта, из госпиталя, из училища. По сути, это настоящая книга, эпоха кровавой войны в представлениях юноши, которому едва исполнилось 18 лет. Еще вчера мама просила его не оставлять в тарелке недоеденным суп, а сегодня он в холодных землянках и окопах сражался за Родину и за свою жизнь.

Письма Арсения с фронта.

«Привет, дорогие родители. Нахожусь на передовой линии, достал автомат и бью из него по фрицам. Вот наконец-то я увидел настоящий фронт, где пули жужжат, как пчелы в улье, а мины вспахали всю землю и посбивали вершины деревьев. Но меня это не пугает, я уже привык…».

4 октября 1942 года.

«Привет!

Я по привычке хотел написать: «Привет с фронта!!!» Но, к сожалению, я этого не могу сделать, т.к. я в госпитале. Не успел я написать вам письмо с фронта, а написать было о чем, в особенности за последние дни много изменений произошло в жизни. Во-первых, я временно попал в батальон начальником рации (работать микрофоном, а не ключом). Радисты и станция там вышли из строя. К вечеру 13 декабря немцы вели ураганный минометный огонь в течение двух-трех часов. Вся земля была изрыта, снега почти не было видно. Мы находились в захваченных у немцев блиндажах, и они точно знали их расположение и били наверняка. Осколком мины перебило антенну, и я вышел связать… А через несколько минут мне уже перевязывали рану».

19 декабря 1942 года.

«Привет, дорогие родители!

Посылаю вам четвертую открытку с извещением того, что я немного ранен. За это время ранка сильно зажила, и я мог бы не переезжать из одного эвакопункта в другой, но ранение осколочное в поясницу и осколок не вытащили. Живу хорошо. Ем три раза в сутки…».

22 декабря 1942 года.

После ранения Арсений Благонравов долгое время лечился в госпитале, где с успехом принимал участие в постановке самодеятельных номеров. Он настолько выразительно читал произведения Михаила Зощенко, что вскоре получил среди бойцов соответствующее прозвище – Зощенко.

Выписавшись из госпиталя весной 1943 года, красноармеец Благонравов стал курсантом Пуховичского пехотного училища, которое в то время располагалось в городе Великий Устюг (передислоцировано из белорусского местечка Пуховичи). В училище Арсений получил вторую военную специальность – минометчик.

ПЛОХОЕ ПРЕДЧУВСТВИЕ

Особая тема – одно из последних писем. Оно датировано 8 сентября 1944 года.

«… Жаль что так далеко на север среди этих «бараньих лбов» и скалистых возвышенностей поросших редким низкорослым леском и изобилием голубики и брусники. Погода пасмурная, частые ветры с дождем, но погода быстро меняется. В город отпускают по выходным, но я не хожу – делать там нечего. Можно было бы читать – времени свободного много – но нечего. Библиотека паршивая.

После вашего письма видел во сне вас (снов вообще почти никогда не вижу) и что-то нехороший сон, что меня встревожило, и как-то беспокойно себя долгое время чувствовал. Смотрите, берегите себя. Продавайте все к черту берегите лишь здоровье, еще потерпеть осталось недолго».

Рукой матери на листке этого письма написано: «Ничего что тебе скучно, лишь бы быть невредимым»…

То самое письмо с плохим предчувствием...

В сентябре сорок четвертого поток писем прекратился. В доме №14 на улице Свободы (Рязань) наступили дни тяжелого ожидания… А затем сердце матери не выдержало.

– Наша комната была через стенку от комнат родителей Арсения. Я хорошо помню, как Валентина Гавриловна каждую ночь рыдала и причитала за стенкой. Так повторялось год, два, три… – рассказывает Николай Михайлович Анитов (1939 г.р.) (отец Александра Анитова), внучатый племянник родителей Арсения. – Вот вы опубликовали, что старец Александр Белкин не пустил мать к сыну-инвалиду, чтобы не травмировать ее психику, но я не знаю… Вряд ли могло быть что-то еще хуже. Вы не представляете, как она убивалась. Да и сомневаюсь я, что он действительно что-то знал.

P.S. Редакция направила запрос в Центральный архив Министерства обороны, чтобы узнать судьбу фронтовика Благонравова.