Елена, жертва скопинского маньяка: Федеральный канал предлагал соседям 30 тысяч за мой номер телефона
Уже через год-полтора Виктор Мохов вернется в свой дом - срок его наказания подходит к концу.
Фото: Татьяна БАДАЛОВА
В 2004 году история скопинского маньяка потрясла Россию. Напомню, слесарь автоагрегатного завода Виктор Мохов прямо с улицы похитил 17–летнюю Лену и 14–летнюю Катю и превратил в сексуальных рабынь на долгие четыре года. Своих пленниц «дядя Витя» называл кроликами и то обещал отпустить, то грозился убить и закопать под яблоней. За это время Лена успела родить от извращенца троих детей, двое из которых выжили. Когда девочек освободили, они твердили лишь одно: что желают поскорее забыть весь этот кошмар. Громкая тема влет приковала к себе внимание СМИ. Те из журналистов, кто отважился спуститься в обустроенное под гаражом подземелье с бетонными стенами и четырьмя бронированными дверьми, вряд ли когда–нибудь забудут свои ощущения в тот момент.
Но минуло 14 лет, а фантомы прошлого до сих пор терзают невольных участников тех событий. И что самое неприятное, в роли мучителей выступают наши коллеги из некоторых федеральных СМИ.
– Это настоящая охота за людьми, и я чувствую себя дичью, которую пытаются загнать в угол, – признается мне Лена. – Из–за стресса мне пришлось обращаться в психоневрологический диспансер. И не потому что я не могу забыть подземелье, а потому что кому–то надо, чтобы я об этом помнила.
Хозяин дома замаскировал вход в подземелье так искусно, что оперативники, зная о нем, не могли его отыскать битых два часа.
Фото: Татьяна БАДАЛОВА
«Когда вышла программа, я поняла, что меня обманули»
Если набрать в интернете словосочетание «скопинский маньяк», то поисковик выдаст огромный пласт информации – статьи, сюжеты и многочисленные передачи в духе телерасследований и ток–шоу. Практически во всех можно прочитать или посмотреть интервью Екатерины, младшей из двух пленниц Мохова. Она снова и снова погружается в воспоминания тех лет, проходит детектор лжи, уличает во лжи сообщницу Мохова и даже недавно написала книгу. И лишь в единичных программах увидишь Елену. В связи с этим у обывателя складывается довольно однозначное мнение: Катя справилась со стрессом, перешагнула через прошлое и преуспевает, а Лена замкнулась в себе. Но все, конечно, не так, как кажется со стороны. Несколько дней назад Лена пришла к нам в редакцию вместе со своим супругом, чтобы расставить все точки над «i».
После освобождения Лена участвовала лишь в двух программах. Первую снимали по горячим следам после спасения девушек. Во второй раз, почти десять лет назад ее согласия на съемку телевизионщики добивались полгода.
– Я тогда еще училась в институте, – вспоминает Елена. – Так вот представители одного центрального канала ежедневно караулили меня возле подъезда, а когда я уехала на каникулы в деревню, нашли меня и там – за 200 километров от Рязани. Возле дома остановилась машина, из нее вышли люди с камерами и с ходу начали снимать. Дверь у нас была открыта – лето, жара. Они не только сами прошли в дом, но и начали насильно надевать на меня какой–то парик. К счастью, моя соседка сумела их быстро выпроводить на улицу. Мы решили на время уехать из дома, чтобы у них интерес пропал. До сих пор помню, как люди с камерами бежали за нашей машиной и кричали что–то нам вслед.
Осенью атака продолжилась, они звонили, умоляли, обещали, что будет так, как я захочу. В итоге я согласилась, надеясь, что после этого меня наконец оставят в покое. Но когда вышла программа, я поняла, что меня обманули.
– В чем заключался обман?
– В интервью телеканалу я попросила журналистов забыть о нашей истории и не калечить нашу психику новыми и новыми напоминаниями о жизни в подземелье. На условии, что эти слова прозвучат, я согласилась участвовать в съемках, но мое обращение вырезали. Тогда я поняла: в действительности наши судьбы им не интересны, их задача – любой ценой заманить нас в передачу. А что будет с нами потом, всем плевать.
Прежде чем добраться до девочек, оперативникам пришлось вскрыть четыре толстые железные двери.
Фото: Татьяна БАДАЛОВА
«Не могу понять, как можно было сделать из нашей беды шоу»
Затишье продолжалось несколько лет. За это время Елена окончила вуз, нашла работу и создала семью. Но начать жизнь с чистого листа ей не давали.
– На телевидении есть такое понятие как «не сезон», и, как правило, он выпадает на лето. Эфирное время забивается старыми передачами. И вот каждое лето какой–нибудь канал да вспоминал о нас, демонстрируя всей стране наши лица и называя наши настоящие имена.
В отличие от Екатерины, которая охотно все эти годы выступает в ток–шоу, Елена такой славы не хотела. Но программы выходили – и коллеги по работе узнавали в ней жертву маньяка.
– У меня публичная работа, люди начинают узнавать, коситься, обсуждать – почему я должна каждый раз кому–то что–то объяснять? – говорит Елена.
По словам Елены, именно разные взгляды на публичность и развели их по жизни с Екатериной. Дело было вовсе не в том, что Катя своим существом напоминала Лене о тех событиях и наоборот.
– Я не осуждаю Катю и тот путь, который она выбрала в жизни, – признается Елена. – Не могу понять только одно – как можно было сделать из нашей беды шоу.
Вернуть в прайм–тайм Елену федеральные журналисты решили примерно год назад. Причем как сговорились – атаковали сразу несколько телеканалов. Писали в соцсетях, обрывали телефоны, поджидали у дома, ломились в квартиру. Досталось всем – и Лене, и ее супругу, и соседям.
– В марте прошлого года мне на работу позвонили соседи и сказали, что по квартирам ходят люди с корочками федерального канала и просят мой номер телефона. За 30 тысяч рублей! И, представляете, никто не дал. Целый месяц нас поджидали у подъезда. Помню, мы приехали домой, смотрим – машина стоит. Зашли в квартиру и не стали зажигать свет – решили поиграть в детективов. Но стоило открыть холодильник, они заметили в окне отсвет и тут же позвонили в домофон. Причем спросили даже не меня, а мою маму, которая умерла восемь лет назад. Я говорить не стала, но они еще долго стояли под дверью. А буквально через день вернулись, ломились в квартиру и тридцать минут через дверь рассказывали, как помогут мне.
А как–то вечером мне в дверь позвонили двое молодых людей в кожаных куртках. Оказалось, что телеканал нанял частных детективов, чтобы разыскать меня. Они спросили, могу ли я ответить редактору по телефону. Мне предложили 200 тысяч рублей за участие в эфире. Я отказалась.
– 200 тысяч – самая большая сумма, за которую вас пытались купить?
– Пока что да. И почему они думают, что все можно купить?
– А что еще, кроме денег, предлагали вам за участие в программах?
– В основном все по стандартной схеме. Обещают какую–то реабилитацию, предлагают помощь в поиске детей. Но я никого не теряла. Если бы мне было надо, я бы уже давно это сделала. Никто на моем месте не был и никто не вправе принимать за меня решения, осуждать или оценивать мои поступки. И я надеюсь, что у нас с моим любимым человеком будут свои дети.
– Я знаю, что у вас (обращаюсь к супругу Елены – Ред.) тоже был опыт общения с московскими журналистами...
– Да, это было несколько месяцев назад. Я заехал домой из сервиса переодеться перед работой. И тут ко мне подходят двое парней типично столичной внешности и говорят:
«Молодой человек! Вас так–то зовут? Хотели бы пообщаться по поводу вашей супруги». Я даже сразу не понял, что они хотят. Потом, разумеется, объяснил, что ни у Лены, ни у меня нет желания говорить на эту тему. Я торопился по своим делам домой и стал от них динамично уходить к подъезду. А они мне вслед кричат, мол, что вы сразу убегать начинаете. Дождались ведь, пока я выйду и уеду.
«Я созрела и хочу наказать федеральные СМИ»
– Сегодня ток–шоу – это самый популярный формат программ на центральных каналах. Поклонники этих передач совершенно искренне считают, что там выслушают и помогут. И, думаю, многие наши читатели не поймут упорства, с которым вы открещиваетесь от участия в них. Можете объяснить свою позицию?
– Если честно, меня поражают высокие рейтинги подобных ток–шоу. Не могу понять, зачем это нужно аудитории телезрителей и приглашенным звездам. Друзья, неужели у вас нет более важного занятия, чем перетряхивать чужое грязное белье? Нашу историю мусолят уже 14 лет! Но лично я не хочу быть частью этой человеческой свалки, не хочу, чтобы в мою жизнь лезли посторонние люди с грязными руками и ногами. У меня абсолютно нормальная жизнь, я об этом не вспоминаю. Мне иногда кажется, что это было не со мной, а во сне.
В этой комнатушке Лена и Катя провели около четырех лет.
Фото: Татьяна БАДАЛОВА
– Вы можете через нашу газету обратиться ко всем, кто лишает вас и вашу семью покоя.
– На самом деле мне нечего стыдиться, я никому ничего плохого не сделала. Но то, что со мной случилось, оставило в душе глубокую рану, которая никогда не заживет. И когда в нее снова и снова тыкают, поверьте это очень больно, и никакой другой реакции, кроме неприятия, у меня не вызывает. За десять лет я устала объяснять журналистам, почему не хочу давать интервью и снова переживать эту историю. А теперь я созрела и собираюсь поставить на место федеральные СМИ за вторжение в мою частную жизнь. У меня накопилось много вопросов и претензий. Например, вопрос к правоохранительным органам: насколько правомерно то, что оперативную съемку в тот же день слили федеральным каналам? Журналисты и вовсе, похоже, законов знать не желают.
Я надеюсь, что найдется адвокат, который соберет воедино все нарушения и поможет выставить иск телеканалам, которые без моего согласия используют мои личные данные и изображения и не перестают преследовать меня. Раз в нашей стране нет программы защиты жертв преступлений, придется брать защиту в свои руки.
P.S.
Уважаемые читатели, если среди вас есть юрист, имеющий опыт в такого рода делах, или вы можете кого–то порекомендовать, ждем ваших звонков по телефону редакции: 8 (4912) 95–78–87.