Бывший главный наркополицейский Рязани Игорь Туровский: Я по–прежнему генерал–майор полиции! Президент сохранил за мной это звание

Игорь Туровский: «Я просто честно делал свою работу, служил родине, а она отправила меня в тюрьму».

Несмотря на то, что исправительную колонию №3 можно назвать элитной – ведь здесь отбывают наказание в основном бывшие сотрудники органов, – санаторными здешние условия не назовешь. Строгий режим – это койка в двухъярусной кровати, тюремная роба, а еще три длительных и три краткосрочных свидания. Сидят здесь особо опасные преступники, совершившие тяжкое или особо тяжкое преступление, например, умышленное убийство двух и более лиц, заказное убийство, особо опасный рецидив.

Дождливым августовским днем я приехала в ИК–3, чтобы получить эксклюзивное интервью. Мой визави – бывший главный наркополицейский Рязанской области, генерал–майор Игорь Туровский. Все то время, что Туровский находится в колонии, он ни разу не встречался с журналистами. Я – единственная, с кем согласился поговорить.

ГЕНЕРАЛ, КОТОРОГО ПОСАДИЛИ

Прежде всего, я хочу объясниться с читателем, который наверняка задастся резонным вопросом «Зачем журналисты возвращаются к старому делу? Ведь взяточника уже поймали и посадили, а значит, так ему и надо». Знакомые, сослуживцы Туровского, следователи, адвокаты, с которыми я общалась перед публикацией статьи, тоже в доверительной беседе спрашивали меня, зачем писать о том, про кого все забыли. И каждый пытался найти в моих действиях тайный смысл.

На самом деле вся эта история не давала мне покоя давно. В силу профессии мы, журналисты, часто общаемся с эффективными менеджерами на высоких должностях, которые через пару лет энергичной деятельности переезжают из уютных кожаных кресел на нары. «Переезд» некоторых легко спрогнозировать – стоит взглянуть в бегающие глазки и на горящие румянцем смущения щечки. Можно даже пари заключать с коллегами, сколько выстоит против соблазнов тот или иной «голубой воришка». А дальше все как под копирку – кабинет, перетянутые резиночками пачки денег, неспящее око видеокамеры, суровые эфэсбэшники в черных костюмах…

Но с Туровским такого предчувствия не было, ни когда он работал начальником ютящегося в стареньком здании отдела по борьбе с наркотиками, ни когда, вернувшись в Рязань из Костромы, возглавлял уже огромное управление ФСКН. Служил себе тихо–мирно, не выпячиваясь на должности и не отсвечивая генеральскими звездами.

И вдруг арест. Говорят, Туровский получил шесть миллионов рублей за изменение меры пресечения подозреваемому в торговле кокаином с ареста на подписку о невыезде. У следствия нет ни признания генерала, ни денег, ни даже видеоподтверждения факта получения взятки, да и подозреваемого, что заплатил за свое освобождение из СИЗО, так и не выпустили из–за решетки. Обвинение строится на показаниях соучастников преступления, которые уже признались, что выступали посредниками в передаче взятки и неплохо нажились на этом. Но дело у следователей спорится и уходит в суд. Недолгий процесс и вердикт – 8,5 лет в колонии строгого режима и штраф 420 миллионов рублей. По словам адвокатов, беспрецедентный приговор для такой статьи и при таком наборе доказательств. На оглашении приговора Туровский смеется, словно не верит, что все это происходит с ним. И только вспышки и камеры фотоаппаратов щелкают со всех сторон. А дальше... В зале суда новые лица, на страницах газет – новые темы.

Меня приводят в клуб. Здесь осужденные смотрят фильмы профилактического характера, здесь им читают лекции и здесь репетирует местный ансамбль. На сцене расставлены музыкальные инструменты, словно с минуты на минуту начнется концерт.

Для меня приготовили стул перед сценой, Туровский – поседевший, с осунувшимся лицом, в первом ряду на лавке смотрит на меня с лукавым прищуром опера. И кто перед кем сейчас душу выворачивать будет...

«КОГДА СУДЬЯ НАЧАЛА ЧИТАТЬ ПРИГОВОР, Я УЖЕ ЗНАЛ, ЧТО ОН БУДЕТ МАКСИМАЛЬНЫЙ»

Мой собеседник просит выключить диктофон и не снимать. В недоуменье впасть не успеваю – не прямо, но дает понять, что с некоторых пор «сюрпризов» ожидает от любого.

– Вы не признали свою вину в суде. Теперь, когда вы уже находитесь в заключении несколько лет, что–то изменилось? – спрашиваю, убирая блокнот.

– Вы, наверное, знаете, что нет никаких прямых доказательств моей вины. Я просто честно делал свою работу, служил Родине, а она отправила меня в тюрьму. Не ждал, что меня так подставят.

– А знаете, говорят, что никакое наказание не бывает просто так. Как думаете, за какие проступки судьба вас так жестоко наказала?

– Я не жалею ни о чем, что сделал в своей жизни. А если никакое наказание не бывает просто так, то, по моему разумению, сидеть должны все. Если человек просидит в тюрьме 10 лет, он будет знать, за что его посадили.

– Почему вы уволились с должности начальника, если были убеждены в своей невиновности? Или вам просто не оставили выбора?

– Мое управление было за меня, меня защищали до последнего. Никто не принуждал, я сам написал рапорт, но его долго не подписывали. Поймите, я просто не хотел бросать тень на наше управление.

– Может, расскажете, что все–таки тогда случилось?

– Когда я вернулся в Рязань, ко мне подходили разные люди и спрашивали: зачем ты сажаешь этого, зачем другого, ведь мы могли бы на них заработать. Но жулик должен сидеть! Пусть жулик отвечает за свои дела! А когда они поняли, что со мной нельзя договориться, устроили показательный процесс.

– Во многом обвинения против вас были построены на показаниях Николая Герасева, бывшего сотрудника ФСКН России, вашего старого товарища, как я понимаю. Вы считаете это предательством?

– Все эти люди – свидетели – дали показания в обмен на деньги и свободу. Если вам предложат: «дай показания против него или сядешь в тюрьму», как вы поступите? Я не в обиде на Николая за то, что он свидетельствовал против меня – ему не оставили выбора. У каждого есть цена, просто у некоторых планка настолько задрана, что ее никто не может осилить.

– Во время вынесения приговора вы совсем не расстроились, не удивились даже. Все было так предсказуемо?

– Когда судья начала читать приговор, я уже знал, что он будет максимальный – с большим сроком, штрафом и лишением наград. Уж очень сильно в меня вцепились. Если было столько усилий предпринято, чтобы меня убрать с дороги, то приговор должен был оправдать ожидания. И срок рассчитали так, чтобы я вышел в 60 лет, когда уже не смогу работать.

«МОИ ДЕТИ ГОРДЯТСЯ ФАМИЛИЕЙ ТУРОВСКИЙ И НОСЯТ ЕЕ С ПОДНЯТОЙ ГОЛОВОЙ»

Здесь хоть по периметру и растут розы да пионы, и храм новехонький, библиотека, говорят, не хуже, чем на воле, а все одно – не покидает ощущение, что сегодняшний день уже повторялся сотни раз до этого. Неужели в этом и есть тайный метод перевоспитания?

– Семья приняла ваше нынешнее положение, не отказались от вас родные?

– Моя семья меня поддерживает. Мои дети гордятся фамилией Туровский и носят ее с поднятой головой. Дочь стала адвокатом, чтобы защищать меня. Их поддержка для меня – самое главное.

– Супруга и дети – единственные, кто навещает его здесь, – скажет мне потом начальник отдела по воспитательной работе с осужденными ИК–3 капитан внутренней службы Николай Татанашвили.

– А как же друзья–сослуживцы?

– Нет, – качает головой Николай.

Нет ни возмущения, ни разочарования. На губах все та же спокойная доброжелательность. Он привык. Здесь, за колючей проволокой, люди в прямом смысле слова пропадают, теряются, умирают, если хотите, для общества. Поэтому приехать сюда, к уголовникам, убийцам, взяточникам, казнокрадам, даже если еще недавно они были твоими товарищами–коллегами – значит замарать свое честное имя и чистые руки. Издалека передавать горячий привет и слова поддержки разжалованному шефу безопаснее для репутации и карьеры.

Кстати, о высоких наградах и званиях. Своим приговором суд лишил бывшего начальника рязанского УФСКН всех государственных наград: медали Жукова, медали «За отличие в охране общественного порядка» и медали ордена «За заслуги перед Отечеством» 2 степени, а также специального звания «генерал–майор полиции».

Каково это, когда с тебя публично сдирают генеральские погоны, полученные за многолетнюю службу своей стране? Из высшего чина в солдаты! Что вы чувствовали при этом, Игорь Викторович: обиду, злость, унижение? Ответы на эти вопросы я надеялась прочитать в глазах, увидеть в осанке и походке Туровского. Сломленным – да, разочарованным – да, но никак не гордо подтянутым предполагала я увидеть его.

– Я по–прежнему генерал–майор полиции! Президент сохранил за мной это звание, – без тени сомнения, без грамма иронии заявляет Туровский.

Не может быть! – думаю про себя. – Такого просто не бывает.

Вернувшись из колонии, я первым делом решаю выяснить этот вопрос и получаю из Администрации Президента РФ бумагу с лаконичным ответом: «Указ Президента Российской Федерации о лишении Туровского И.В. высшего специального звания «генерал–майор полиции» не издавался». То есть в рязанской колонии уже два года отбывает срок – живет в казарме, ходит в столовую по часам, слушает лекции – действующий генерал. Для Рязанской области это нонсенс, если не скандал.

«ЧИТАЮ ПРО 37–Й ГОД. ОЧЕНЬ ПОХОЖЕ НА СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ»

Заключенным в колонии скучать некогда – можно шить одежду и обувь, или заниматься ремонтом в автомастерской, или выращивать цветы. Плакаты с лозунгами о пользе труда развешаны в колонии повсюду. Многие не теряют времени зря и удаленно получают образование – первое или второе. В силу возраста и состояния здоровья Туровский не работает, а учиться моему собеседнику, по его собственному признанию, дальше некуда – он кандидат юридических наук. Как говорят сотрудники колонии, большую часть времени он посвящает занятиям спортом и самообразованию.

Исправительную колонию №3 можно назвать элитной, потому что здесь отбывают наказание бывшие сотрудники органов.

– Туровский – генерал нетипичный, – рассказывает Николай Татанашвили. – Живет тихо, без конфликтов, так что его не видно и не слышно. Круг общения выбирает себе по интересам. В библиотеку часто ходит.

– Игорь Викторович, за два года приспособились к жизни в колонии? Как спасаетесь от хандры?

– Здесь ведь не зверинец. Люди такие же, как на воле. Как ты с ними, так и они с тобой. Времени у меня здесь много – учусь играть на гитаре, думаю, не освоить ли мне квантовую физику, – смеется. – Я люблю почитать, особенно по истории.

– А сейчас что читаете?

– Про 37–й год читаю. Очень похоже на сегодняшний день. Многие люди до меня с фамилией на –ий сидели, и я вот сижу. Многих потом реабилитировали – страна у нас такая.

– Думаете, и вас еще оправдают?

– Ничего еще не окончено. Мы продолжаем бороться. На днях мой адвокат направил апелляцию в Верховный суд. Я все равно добьюсь оправдания. Если не здесь, то когда выйду на свободу.

У края сцены стоит пюпитр, а на нем – толстая тетрадь, исписанная разными почерками. Это песенник с аккордами, какие в советские времена были в каждой семье. Только вот репертуар у здешних музыкантов специфический – в тематике преобладает несчастная любовь, тоска по свободе и безнадега. Даже современные песни – зарубежные и российские подобраны под стать тюремному антуражу. Все правильно, в заключении преступникам должно быть душно, тягостно и невыносимо. Туровский не похож на сломленного отчаявшегося невольника. Во время интервью отшучивается, держится уверенно, даже вызывающе. Как на приговоре. Как будто знает, что будет дальше. Интервью окончено, но, кажется, тема для меня еще не закрыта. Продолжение следует...

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ

По данным председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева, за последние пять лет на 42 процента сократилось количество осужденных к реальному лишению свободы – с 312 тысяч человек до 219 тысяч. На 80 процентов стало меньше арестованных.